Ефанова К., Зыков М.Б., Сабанина Н.Р. Святой Владимир. – Реферат: Кузьмин А.Г. Владимир Святой // Великие государственные деятели России: Учебное пособие для вузов, а также колледжей, лицеев, гимназий и школ / Под редакцией А.Ф. Киселева. – М.: Гуманитарный изд. Центр ВЛАДОС, 1996. – 404 с.: илл.   ISBN 5-87065-005-3  - C. 6-23.

Государство Русь складывалось в 6-10 веках,  как и другие европейские государства из многих племен и языков, сорванных с мест Великим переселением  народов. Главными компонентами – и по численности, и по значению, - были племена славян и руси.

         Славяне в 6-7 веках расселяются на обширных пространствах Европы. Огромные возможности для этого давала господствовавшая у славян территориальная община, в рамках которой принципам родства и происхождения не придавалось особого значения (демократия? – МБЗ, НРС).

         Племя русь (рутены, руйяне, рути, русци и др.)  труднее для опознания. Этим именем называют разные племена, поэтому возникают несовместимые теории (с. 6) происхождения и этнического значения «руси». В Европе раннего средневековья известны более десятка «Руссий», и в большинстве случаев это потомки выселявшихся с 3 века из Прибалтики упоминаемых Тацитом ругов.

         В юго-восточной части Европы «русами»  часто называли алан, что, видимо, связано с  их многовековыми контактами  руссами причерноморскими. В центральной Европе, Прибалтике и  в землях восточных славян под именем «руссов» известны именно руги, активные участники потрясений 4-6 веков, упоминаемые Иорданом (6 век) под именем «ругов», «рогов», «розомонов». Для названной группы племен была характерна кровно-родственная община с ясно выраженной иерархией внутри «большой семьи». Это именно те племена, которые сокрушили Рим и уничтожили друг друга (ругань, ругательство, ругаться? – МБЗ, НРС).

         Борьба за лидерство, в конечном счете,  привела к «разбеганию» этих племен друг от друга, в результате чего готы, вандалы, руги и многие другие племена оказались в самых разных  уголках Европы и Северной Африки, и многие из них исчезли уже к 6 веку.

         Руги чаще всего упоминаются наряду с готами в качестве их постоянных соперников. Они соприкасались и в Прибалтике. И в Причерноморье. И хотя Иордан отличает их значительные внешние различия, в образе жизни у них было много общего. Отличала их, в частности, постоянная борьба за лидерство, что отражалось и в письменных источниках, в  позднейших  записях устных германских саг. В противостоянии с готами и другими германскими племенами руги, русы имели естественными союзниками славян и в Подунавье (Древний Ругиланд, позднейшая Дунайская Русь), и в Прибалтике, и в Причерноморье. В большинстве этих областей руги – русы к 9 веку переходят на славянскую речь и воспринимают себя как аристократический славянский род. Однако своим менталитетом они заметно отличаются от славян.

         Территориальная община славян – выстраивающееся снизу вверх самоуправление.

         Кровно-родственная община руссов – иерархия, спускающаяся сверху вниз (в этом случае речь идет, очевидно, о становлении трех форм культуры – Права, Управления и Семьи, - МБЗ, НРС).

         На протяжении столетий (с. 7) славянская община  будет ассоциироваться с понятием «Земля», а община руссов привнесёт психологию «власти», как чего-то внешнего по отношению к «Земле». Отличие от Западной Европы в данном случае проявится в том, что на Западе община довольно скоро будет подавлена «Властью», а на Востоке они будут противостоять вплоть до ХХ столетия.

         В IX веке складываются два центра притяжения в землях восточных славян – северный и южный. Северный формируется вдоль Волго-Балтийского водного пути, связывающего славянский южный берег Балтики с Волжской Болгарией. Этот путь отмечен кладами арабских монет, и по нему шел поток переселенцев из славянского Поморья, отступавших под натиском германских племен.

         Другой путь связывал славян и руссов Подунавья (Великой Моравии) со средним Поднепровьем. По всему Волго-Балтийскому пути славянские племена соприкасались с различными группами руссов, разбросанных по островам и юго-восточному побережью Балтики, а приднепровские славяне находились в многовековом контакте с ругами – руссами,  переселившимися сюда во 2-3 веках из Прибалтики, а позднее неоднократно выселявшимися из Среднего Подунавья.

         В IX веке начинает складываться и меридианальный путь, пересекающий два названных: это известный по летописи путь «из Варяг в греки». Варяги в узком смысле слова это соседи ругов – варины, буквально «поморяне». Племя варинов (варингов – вэрингов) тоже участвовало в Великом переселении и оставило, в частности, след  в Бургундии на Роне, где с раннего средневековья было известно поселение Варанговилл. Но большая часть его вернулась к побережью Балтики, где оно и было ассимилировано славянами. В расширительном смысле варягами называли всех жителей южного берега Балтики, а позднее в их число включили всех скандинавов и даже  вообще всех западных христиан, «латинян».

         В 9 веке впервые предпринимаются попытки объединить оба центра по пути из варяг в греки. Инициатива идет с севера. Юг Руси в это время испытывает давление Хазарии: ряд славянских племен, в том числе поляне, которых летописцы отождествляли с  русью, в середине века платили хазарам дань. Пришельцы с севера освобождали от этой дани, а потому (с. 8) сопротивления им не оказывали. Олег в конце 9 века делает Киев столицей нового государства, объявив город «матерью городов русских». От уплаты дани хазарам освобождаются славянские племена, примыкающие к Дону. Поход на греков приносит достаточно выгодный для Руси договор, дающий гарантии купцам и укрепляющий положение Руси на Черном (Чермном-Русском, то есть «Красном») море. Договор фиксирует северные «иллирийские» (не германские) имена, и русский его противень – очевидно, перевод с греческого – носит следы влияния языка дунайских славян.

         Этот договор – «Русский закон» - не обязательно был письменным. Сами «варварские правды»  - в большинстве запись обычного права, которому и ранее следовали многие поколения (форма культуры Право, - МБЗ, НРС). Но он во всех случаях интересен, поскольку позволяет  увидеть отличия как от греческих правовых норм, так и от некоторых германских. Обычно ссылки на «Русский закон» следуют в тех случаях, когда греческое законодательство предполагает смертную казнь или членовредительство. По «Русскому закону» в таких случаях полагался лишь денежный штраф, и это одна из специфических черт вообще славяно-русского законодательства.

         9-10 века в истории Киевской Руси – это время господства дружинной идеологии: «Земля» и «Власть» существуют почти независимо друг от друга. «Земля» платит дань,  как правило весьма умеренную (белка со двора или «дыма» - очага в больших домах, где проживало по нескольку семей, входивших в состав большой семьи). Размеры дани не менялись столетиями и предполагали определенные обязательства собиравшей её «Власти». Так, Олег просто переводит на себя дань, которую северяне раньше платили хазарам, обещая самому разобраться с хазарами: «Аз им противен, а вам нечему». Дань могла в той или иной части (с определенной территории) передаваться отдельным «мужам». За справедливостью такого пожалования следила дружина, с которой князь обычно решал все важнейшие дела. Так, дружина осудила Игоря, который «дал единому мужеви (имелся в виду воевода Игоря Свенельд) много».  Дружина же могла побудить князя к нарушению какой-то договоренности. Так погиб Игорь, убитый древлянами (или дружиной Свенельда) при попытке присвоить себе ту дань, которую он (с. 9) уже ранее отдал своему воеводе, а также взыскать  с населения дань в непредусмотренных размерах.

         Показательно, что вдова убитого князя – Ольга стремится упорядочить именно сбор дани, установив её размеры, и определенные места доставки самими подданными (речь идет о формах культуры Право и Управление, _ МБЗ, НРС). При Ольге более четко разделяется  корпоративная собственность дружины (прообраз будущей государственной собственности) и собственность княжеского домена. По традиции, идущей от эпохи Великого переселения, князь имел право на треть добычи, захваченной в походе. Такую треть Ольга получила после карательной операции – мести за убитого князя Игоря (форма культуры Война с антиценностью Месть, - МБЗ, НРС), что специально отмечено летописцем. В целом же мероприятия Ольги ещё не выходили за рамки поддержания традиционных норм взаимоотношений «Земли» и «Власти», хотя и способствовали их более тесному взаимодействию.

         Сын Ольги Святослав, напротив, собственно государственными делами интересовался мало. Он – рыцарь, для которого главное – победа в честном бою и добытые оружием почести и товары (форма культуры Война с псевдоценностью Победа, - МБЗ, НРС). Он сокрушил хазарский каганат, прошел до Волжской Болгарии, Северного Кавказа, а затем ввязался в войну Византии и Болгарии, сначала в качестве союзника – наемника Византии, позже – в качестве её активного противника. Святослав решил «центр земли» перенести в низовья Дуная, в Переяславец, где, видимо,  еще с 5 века сохранилась одна из «Русий». Сюда после поражения гуннов в борьбе с гепидами отступила часть их союзников – руги, которые попросили византийского императора принять их на службу. (И даже в 14 веке города по Нижнему Дунаю будут считаться «русскими»).

         Возможно, что соглашение с Византией потому и было нарушено Святославом, что Империя не желала иметь под боком такого соседа (форма культуры Политика? – МБЗ, НРС). Однако силы были явно неравными. Святослав потерпел поражение. Из 60 тысяч воинов, приведенных им на Дунай, в Киев возвращалось лишь 10 тысяч. Летописец сообщает любопытную деталь: дабы византийцы о размере потерь русских, Святослав, предложив мирные переговоры, «10 тысяч прирече». И действительно, византийские источники числили в дружине Святослава 22 тысячи, на которые было выдано по две меры хлеба «на дорогу» (форма культуры Хозяйство? – МБЗ, НРС). Не исключено также, что намерение князя остаться (с. 10) на Дунае далеко не всем понравилось. Так, уже упоминавшийся Свенельд ушел к Киеву на конях, в то время как Святослав с частью дружины отправился морем на ладьях. Проведя зиму в Белобережье у устья Днепра, где, судя по всему, имелись какие-то славянские поселения, возможно и не входящие в состав  Руси Киевской, он весной двинулся вверх по Днепру и погиб, попав в засаду, устроенную печенегами. В истории этой много загадочного, но похоже Киев не стремился помочь своему бывшему князю, а летописцы, воспевая его храбрость, осуждают его за пренебрежение интересами своей земли. Летописец в связи с набегом на Киев печенегов в 968 году, приписывает киевлянам слова: «Чужих желая, своих погуби». Эти же слова, по позднейшим летописям,  будут начертаны на кубке, сделанном печенегами из черепа киевского князя.

         В 11 столетии в Киеве утверждается метрополия константинопольского подчинения. Из-за хронологической путаницы и период от гибели Святослава (972 год) до вокняжения Владимира в Киеве определяется  периодом от пяти до восьми лет. Похоже, что к моменту гибели князя сыновья его были в отроческом возрасте и находились под влиянием своих бояр и воевод (с. 11).

         Киевская Русь Х века оставалась ещё очень рыхлым государственным образованием, как и большинство государств той эпохи. «Земля» и «Власть» - каждая  жили своей самостоятельной (с. 12) жизнью, не только не сливаясь, но и не сближаясь без особой необходимости (может быть именно в этом причина не только сохранения, но и укрепления «двоеверия» на Руси? – МБЗ, НРС) (обычно вызываемой внешними обстоятельствами). Практически это означало, что внутреннее устройство «Земли» оставалось традиционным и попытки «Власти» что-либо изменить в этом внутреннем быте (формы культуры Быт и Образ жизни? – МБЗ, НРС) встречали решительное противодействие (вооруженное сопротивление, отказ от уплаты дани, просто неповиновение, уход на новые территории). Да и усобицы внутри русского княжеского рода мало затрагивали «Землю», и она включалась в разборки лишь в том случае, если реально дело касалось интересов «Земли». Сам «род русский» в Х веке борется за некую монополию – княжить в различных славянских землях. Но ко времени вокняжения Владимира добиться этого удалось лишь собственно в «Руси» (Киевское Приднепровье) и в Древлянской земле, где местная династия была ликвидирована после восстания 945 года. В стане же претендентов на разные княжения пока действовала только сила, а не какое-либо право наследования (форма культуры Право была еще слабой? – МБЗ, НРС). Владимир явился, по существу,  первым князем, который попытался как-то определить внутреннее устройство государства (формы культуры Право и Управление? – МБЗ, НРС).

         Как и его предшественники, Владимир начал с подчинения племен, ранее плативших дань  Киеву или Новгороду Владимир расширял свои владения, двигаясь из Новгорода, - МБЗ, НРС). В скандинавских сагах это первый известный им князь, правивший в «Гардах», и первый, на службе у которого были некоторые герои саг. Здесь особенно выделяется Олаф, позднее крестивший Норвегию. Детство же его прошло, по сагам, при Владимире и его матери (или супруге) Алогии (видимо, скандинавское воспроизведение имени Ольги). По сагам, Олаф добросовестно служил Владимиру, завоевывая для него те земли по Балтийскому побережью, которые и ранее платили дань русским князьям. «Старина» в данном случае воспринимается как законное право (как и сейчас в восточной Украине, _ МБЗ, НРС).

         В русских летописях сохранилось описание лишь первой половины княжения Владимира (980-986). Это ежегодные походы по старым и новым путям. Р второй половине княжения почти ничего не известно. Но в итоге 12 его сыновей (от пяти жен) размещаются по всем славянорусским центрам от Прибалтики до Тьмутаракани. У польских же  авторов мы находим сведения и об активности русского князя на Балканах и в Подунавье. Так, Стрыйковский (16 век) утверждает, что Владимир (с.  13) «собрал большое войско, с которым переправившись через Дунай, подчинил земли Болгарскую, Сербскую, Хорватскую,  Семиградскую,  Вятницкую, Ятвяжскую, Дулебскую и те земли, где теперь волохи, мултаны и татары добручские, и всех привел в послушание одним походом и наложил на них дань, которую они раньше давали царям греческим».

         Убедительные военные и, в целом, внешнеполитические успехи побудили Владимира бросить своеобразный вызов Византии чеканкой золотой монеты с именем «Базилевс» (форма культуры Экономика? – МБЗ, НРС) (христианское имя Владимира – Василий восходит к тому же титулу) и регалиями, характерными для византийских императоров. «Базилевсом» назван Владимир и в «Записке греческого  топарка», обычно датируемой  концом 10 – началом 11 веков. Как правило, обращают внимание и на то, что супругу князя – сестру константинопольского императора Анну русские источники называют «царицей», а не «царевной». Может быть, важнее другое: в знаменитом «Слове» Илариона, а также и в  «Житии Владимира» князя называют «каганом». А этот титул на Востоке приравнивался к императорскому. (Русские  «князья» в Европе титуловались «королями») (то есть можно считать первым императором России именно Владимира, а началом русской империи – конец 10 века? – МБЗ, НРС) (и отпраздновать, например, в 2015 году, тысячелетие Русской империи? – МБЗ, НРС).

         На все эти факты в литературе обращали внимание, но акцент делался на своеобразном «пожаловании» Константинополя (с. 14) нежелательному союзнику. Но весь контекст событий конца 10 – начала 11 веков, включая христианизацию Руси,  заставляет видеть в самом Владимире инициатора новой титулатуры, направленной в основном вовне, прежде всего как раз против византийских императоров. Византийское же представление о власти на Руси в 10-11 веках не могли ни принять,  ни даже понять. С дружиной князь оставался первым среди равных, что отмечают и летопись, и былинная традиция (опять к вопросу о традиции «двоеверия» на Руси и в России, - МБЗ, НРС).

         Киев был взят Владимиром с помощью наемных варягов, которые требовали «обычной» платы – права грабить город в течение трёх дней или же получить соответствующий выкуп. Владимир постарался избавиться от беспокойных наемников, отправив их в Византию, где в  наемниках была большая потребность. И в этой акции проявилась не только трезвость политика, овладевшего столицей своей же «отчизны», но и готовность сотрудничать с «Землей», и отрицание этнических приоритетов.

         Отрицание этнических приоритетов просматривается и в составе дружины, и в отношении к пленным (они получали земли для поселений, хотя и у беспокойных южных границ), и в языческой реформе, предпринятой вскоре после занятия Киева.

         Языческая реформа Владимира – явление почти уникальное (с. 15) Дело в том, что Древнерусское государство включало в свой состав племена весьма различные по истокам и потому с разными верованиями. Даже и в собственно славянском мире, например, на южном берегу Балтики (впрочем, под влиянием местного ассимилированного населения), существовали верования принципиально разные: у некоторых племён были храмы с изваяниями и изображениями богов, другие просто поклонялись рощам и источникам. Реформа, очевидно, предполагала создание такого пантеона богов, который удовлетворял бы главные племена нового государственного образования. Первым в  пантеоне назван Перун – бог русской дружины, почитавшийся у балтийских славян («Перунден» - день Перуна, четверг, дожил аж до 19 века, а в Новгороде культ Перуна в течение длительного времени сосуществовал с христианством). Деревянный Перун с серебряной головой и золотыми усами – явно заимствован у балтийских славян, где подобные изображения и видел Владимир в течение двух лет своего изгнания (из Киева, - МБЗ, НРС).

Следующее божество — Хорс, бог солнца, популярный, видимо, у южных русов, и по имени, и по функциям близок аналогичным божествам индоарийского круга племен и на­родов. Даждьбог, скорее всего, главное из собственно славян­ских божеств. Стрибог и Симаргл опять-таки ведут к индо­арийскому ареалу, хотя следует считаться и с урало-угорс­ким компонентом. Мокош — авторитетное женское божество славян этимологически тоже как будто связано с северны­ми урало-угорскими языками. Загадочным остается отсутст­вие в пантеоне второго из главных русских богов — Велеса. Он обычно следовал за русскими дружинами в их походах наряду с Перуном в качестве покровителя торговли и богат­ства. Возможно, в этом сказались обстоятельства только что отгремевшей кровавой распри. Но Велес в Киеве, судя по «Слову о полку Игореве», весьма почитался, тогда как Перун, похоже, так и не вышел за пределы дружины (в «Слове» он даже не упомянут).

Реформа Владимира имела явно антихристианскую на­правленность. Есть мнение, что Ярополк либо был христиа­нином, либо склонялся к нему. Так или иначе, христиане, которых немало было в Киеве со времен Игоря (видимо, это были эмигранты из Моравии), должны были поддерживать (с. 16) Ярополка хотя бы из явной расположенности Владимира к язычеству. На южном берегу Балтики в это время назревало мощное восстание против христианства, которое разрази­лось в 983 г. и привело почти к повсеместному восстановле­нию язычества и изгнанию христиан (в том числе и славян- христиан). Именно эта антихристианская атмосфера пропи­тывала и дух языческой реформы Владимира. В том же 983 г. на Руси появились первые мученики-христиане. Реформа язычества сопровождалась привнесением обычая человече­ских жертвоприношений, отсутствовавшего у славян, но известного у некоторых групп русов. Жребий пал на юношу христианина, сына варяга-христианина. Отец вступился за сына и был вместе с ним убит. В позднейшей традиции отме­чалось, что первая церковь Богородицы — Десятинная - была построена Владимиром именно на крови варягов. Этим Вла­димир как бы стремился искупить вину, обратившись в хри­стианство.

Реформа явно не удалась, поскольку объединить разноха­рактерное язычество в условиях довольно острых социаль­ных и межэтнических противоречий было практически невоз­можно: в языческих верованиях не было для этого каких-либо рычагов. В Киеве, где уже по крайней мере полвека мирно уживались язычники и христиане (это видно и по летописям, и по могильникам моравского типа, где хоронили и христиан, и язычников), «северные» привнесения казались чуждыми. И резкий поворот Владимира — не столько его инициатива, сколько дань настроениям ближайших его подданных.

Крещение Руси — тема, запутанная уже в источниках первого и второго поколения после Владимира, а вслед за источниками её ещё более запутали в историографии. Лето­писец, сводивший разные материалы примерно столетие спустя после крещения, помимо отстаиваемой им «корсунской» версии, знал «киевскую», «василевскую» и какие-то не определенные им («иные инако скажут»). И в литературе специалисты распределились по четырем версиям: византийская, болгарская, моравская, римская. За каждой стоят какие-то данные т аргументы, ни одна не может быть просто отброшена. А означает это, что вопрос должен быть поставлен иначе: аочему шла борьба за Владимира, и какие общины стояли за претендентами. И выявляется, что ко времени крещения (с. 17)  Владимира на Руси было несколько разных христиан­ских общин. В самой Византии боролись и сосуществовали разные трактовки христианского вероучения. Так, в Корсуне всегда сохранялась своя специфика, что сближало в ряде случаев корсунцев с западными христианами (культ Климен­та, папы Римского, Мартина и др.). Какая-то группа черно­морских русов приняла крещение уже около 867 г., а митро­полия константинопольского подчинения известна здесь, по крайней мере, с начала X в. Эти русы оказывались как бы под двойным влиянием: из Константинополя, и из Корсуня. Оль­га крестилась в Константинополе, но за миссионерами напра­вила послов в Германию. Массовое переселение из Моравии фиксируется обширным археологическим материалом сере­дины X в. (следствие разгрома Моравии венграми). Но само моравское христианство было весьма неоднородным. Здесь сосуществовали ирландские общины, арианские, ориентиро­ванные на антиохийское патриаршество, на Рим, на Герма­нию, В свою очередь, варяги с южного берега Балтики также ориентировались на разные церковные центры: ирландско-британскую церковь, Германию, Моравию и даже Византию. И все эти течения в раннем русском христианстве отрази­лись, причем византийское влияние больше ощущалось в Новгороде, нежели в Киеве. Достаточно сказать, что киев­ская летопись, несмотря на неоднократные переработки, со­хранила арианский символ веры. А арианами на протяжении многих столетий были готы, лангобарды, руги-русы подунайские (по крайней мере, до XII в. остававшиеся таковыми). Самого просветителя славян Мефодия римская церковь об­виняла в арианстве на протяжении ряда столетий после его смерти. (Поэтому к лику святых он был причислен лишь в 1380 г. — через пять столетий после кончины).

Византийской версии обычно противостоят два факта: от­сутствие сведений о крещении Руси при Владимире в гречес­ких источниках и появление митрополии константинополь­ского подчинения в Киеве лишь полвека спустя после креще­ния Владимира. К этому можно было бы добавить, что и русские источники, современные событиям христианизации Руси, мало уделяли этому внимания, хотя в конце X в. и составлялся первый значительный труд по истории Руси. И это не случайно. «Выбор веры», которому уделено большое (с. 18) внимание и в летописи, и во внелетописных сочинениях XI в., предполагал не озарение свыше, а прагматический полити­ческий выбор, обсуждавшийся с боярами и дружиной. Само сопоставление разных религий не предполагает религиозного экстаза. И конечно, князь, весьма ревниво относившийся к возможности какого-либо влияния извне, не мог допустить подчинения вновь создаваемой церковной организации лю­бым внешним центрам. И в ранней русской церкви весьма заметны черты «демократических» течений в христианстве, не претендовавших на первенство «священства» перед светской властью.

В источниках запутан вопрос и о месте, и о дате крещения Владимира. Видимо, самая ранняя версия отражена в извле­чении из летописи в составе «Памяти и похвалы Владимиру» Иакова мниха, жившего в середине XI в. В извлечении кратко упомянуты события конца X в., и, видимо, восходят они к одной из редакций составлявшейся тогда летописи. Ранняя летописная форма проявляется здесь в том, что события да­тируются в рамках отдельных княжений без абсолютных дат (таковые в некоторых случаях проставлены, видимо, самим Иаковом мнихом). По этой версии Владимир крестился за два года до похода на Корсунь. Похоже именно эта версия в первую очередь отвергалась летописцем, настаивавшим на крещении Владимира в Корсуне.

На корсунской версии настаивал летописец, близкий Де­сятинной церкви Богородицы — главной в эпоху Владимира. В этой церкви и около неё размещались святыни и просто скульптуры и украшения, вывезенные Владимиром из корсунского похода. В церкви служил клир во главе с Анастасом, приглашенным или вывезенным из Корсуня. Именно сюда, в частности, поступила голова святого Климента. Его могила была открыта Кириллом-Константином во время посещения Корсуня в 861 г., а культ был распространен на западе Евро­пы и при участии самого Кирилла также в подунайских сла­вянских землях (Кирилл захватил с собой часть мощей Климента, которые в конечном счете оставил в церкви св. Климента в Риме). Именно церкви Богородицы Владимир передал «десятину» — право сбора со всех видов государ­ственных доходов. И именно за право на эту «десятину» во второй половине XI в. боролся летописец, вводивший рассказ (с. 19) о крещении -  «корсунскую легенду». А к этому времени были и иные церковные центры, прежде всего митрополия с по­строенным полвека спустя храмом Софии.

У Десятинной церкви в числе главных аргументов корсунской версии было и то, что Владимир был захоронен в ней и туда были перенесены останки Ольги. Но обстоятельства похода Владимира на Корсунь, видимо, не поднимали ни авторитет князя, ни авторитет корсунского клира храма. Дело в том, что Владимир, по-видимому, поступил так, как и позднее нередко поступали русские (и нерусские) князья. Часто встречаемые в летописях осуждения князей (враждеб­ных «своему») за «ободрание» церквей на самом деле были не «святотатством», во всяком случае, не воспринимались так самими виновниками. Речь обычно шла о вывозе святынь из «чужого» храма в свой. Вполне вероятно, что сам поход на Корсунь был вызван нарушением каких-то соглашений со стороны Византии. Но князь-неофит мог ставить и вполне прагматическую задачу: обеспечить новую веру кадрами священослужителей. Вполне вероятно, что в этом плане на Корсунь указывали и переселенцы из Моравии: культ Кли­мента соединял подунайских славян — Корсунь и Русь, и в Корсуне, тесно связанном со славянским миром и русами Причерноморья, нетрудно было найти служителей, знако­мых со славянскими языками.

В первоначальной организации церкви на Руси заметно переплетение черт арианства и бритто-ирландской христиан­ской традиции. В арианской церкви никакой централизации не было и отдельные общины управлялись выборными епис­копами. Из летописи следует, что Владимир в церковных делах советовался с «епископами». С учреждением митропо­лии роль ближайшего советника князя перешла, естественно, к митрополиту. Ирландская традиция выше епископов стави­ла настоятелей монастырей и особо чтимых храмов. Скажем, на территории нынешней Австрии, где все монастыри были основаны ирландскими миссионерами, отдельной епархии вообще не было. И на Руси главный храм Киева времени Владимира — Десятинная церковь Богородицы возглавляется настоятелем Анастасом, фактически распоряжавшимся всей церковной казной. Не был епископом и Ефрем, в течение ряда лет в 30-е годы XI в. возглавлявший новгородскую церковь (с. 20).

Не был, наконец, епископом и знаменитый Иларион. В митро­политы в 1051 г. он был возведен советом епископов прямо из пресвитеров. Но он, очевидно, был из тех пресвитеров, кото­рые фактически возглавляли русскую церковь.

Принятие христианства — религии, основанной на глубо­кой письменной традиции, потребовало, естественно, созда­ния условий для подготовки собственных кадров. Летопись сообщает об открытии особых училищ, куда отроков направ­ляли не всегда добровольно («матери плакали о них... как о мертвых»). Христианство потребовало письменного же размежевания светской и церковной юрисдикции. В средневеко­вых юридических сборниках сохранились «княжеские уста­вы» и «уставные грамоты», оформляющие такое размежева­ние. Естественно, что первым в этом ряду идет «Устав князя Владимира о десятине, судах и людях церковных». Но оказы­вается, что «Устав» этот был сочинен почти два столетия спустя, видимо в Ростове, греческий и прогреческий клир которого яростно боролся против владимирского князя Анд­рея Боголюбского, пытавшегося учредить особую митропо­лию с центром во Владимире. В данном документе появляет­ся патриарх. Это патриарх Фотий, который около 867 г. объявил о крещении росов (конечно, причерноморских). Здесь в качестве первого митрополита называется в разных редакциях либо Михаил, либо Леонтий. Но Михаил известен также по данным IX в., а Леонтий — «митрополит из Преславы, что в России», автор послания «об опресноках», жил не ранее середины XI в. и представлял, видимо, нижнедунай­скую «Росию» (ту самую, на которую будет претендовать русский митрополит Киприан в конце XIV в). В итоге в «Уста­ве» ко времени Владимира можно отнести только раздел о «десятине» — западном церковном институте, известном в такой же форме и западным славянам.

А в летописи сохранились глухие указания на то, что вокруг княжеских установлений шла борьба. Славянское и русское право не знало смертной казни не только за воровст­во, но и за убийства («кровная месть» оказывалась как бы за границами письменного законодательства). Какие-то еписко­пы потребовали от Владимира, чтобы он «казнил разбойни­ков», поскольку «умножились разбои». Владимир, якобы, возражал епископам: «Боюсь греха». На это ему разъяснили (с. 21),  что он «поставлен от Бога казнить злых и миловать добрых». Владимир подчинился, и это сразу сказалось на казне, в кото­рую перестали поступать «виры» (штрафы). Тогда (видимо, другие) епископы вместе со старцами градскими посоветова­ли вернуться к «строенью отьню и дедьню», т.е. к традици­онному славянскому и русскому праву. Иными словами, ни греческий «Номоканон», ни западноевропейское церковное право не были приняты Владимиром, а также какими-то близкими ему христианскими общинами.

В летописи как бы итоговая статья о княжении Владимира дана под 996 г., хотя обобщенный образ оценивался опреде­ленное время спустя как бы в поучение кому-то, кто от этих принципов отступил. Главный мотив этого «прославления» — Владимир любил дружину, с которой совещался и об устрой­стве «Земли», и о войнах, и об «уставе земленом». На пирах его и в совете с ним постоянно были также бояре и старцы градские, вплоть до сотских и десятских. Но какой-либо ус­тойчивой системы ему, как и многим знаменитым завоевате­лям, создать не удалось. Земское самоуправление в лучшем случае выстраивалось снизу вверх до размеров «Земли» — территории в прошлом племени или союза племен, а во вре­мена Владимира определенной сельской округи, прилегаю­щей к городскому центру. В основном с этого времени земли - княжения будут строиться по единообразной схеме: столь­ный город, ряд городов значительно меньших размеров на определенном удалении от столицы и небольшие укреплен­ные пункты — убежища по периферии. Связь земель-княжений с «матерью городов русских» — Киевом была только личностная, и она таковой останется надолго. Князь держит все эти земли под контролем лишь как глава семейства. Но сыновья покорны, пока отец в силе, и выходят из-под контро­ля, если положение родителя пошатнулось. О конфликтах Владимира со Святополком и Ярославом в источниках гово­рится, о других — непосредственных сведений нет, но более чем вероятно, что таковые были. Владимир, похоже, не оставил завещания, именно политического завещания. И не потому, что не успел, «разболев­шись», как сообщает летопись, рассказывая о намерении князя идти на своего княжившего в Новгороде сына Яросла­ва. Не было очевидного принципа. Принцип майората ещё (с. 22) не сложился, и Владимир не мог его вводить и потому, что сам он не был старшим в роде, и потому, что старший — Святополк был сыном тоже старшего Ярополка. Практичес­ки невозможно было выстроить и возрастную иерархию сы­новей: рожденные от пяти жен, они либо не знали, либо не хотели признавать старшинства братьев от другой матери. В усобицах, последовавших за смертью Владимира, это прояв­ляется достаточно отчетливо. Новые принципы будут про­возглашены новым поколением. И тогда появятся фальси­фицированные генеалогии. А вокруг возраста и происхож­дения Ярослава во второй половине XI в. развернется острая полемика, сопровождавшаяся уничтожением летописных и иных текстов и записей.

Литература:

1.  Повесть временных лет. Т. 1—2. - М.; Л., 1950.

2.  Крещение Руси в трудах русских и советских ученых. - М., 1988.

3.  Принятие христианства на Руси. - М., 1987.

4.  Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. - М., 1956.

5.  Кузьмин А.Г. Падение Перуна. - М., 1988.

6.  Рыбаков Б.Л. Язычество Древней Руси. - М., 1987.

(с. 23). ВСЁ.